ОХОТА ПУЩЕ НЕВОЛИ

[Радко]

Охотиться москвичи в старину любили. Благо, что и окрестности города, и тогдашний образ жизни этому способствовали.

На рубеже XVIII–XIX веков в Москве, поддавшись моде на все английское, пробовали даже завести и английскую парфорсную охоту. Основу положил некий богатый англичанин, живший в Москве, и записной англоман Н. М. Гусятников. Свору английских гончих и специально обученных лошадей они держали в селе Троицком на Воробьевых горах. Там же жили и «пикеры» – ловчие и доезжачие, приезжие англичане, обучавшиеся этому делу с мальчиков. Содержалась охота за счет любителей, вносивших годовой взнос: за эти деньги каждый из них мог почувствовать себя настоящим английским эсквайром.

Все это некоторое время очень занимало московскую молодежь. Дело шло замечательно, пока на этот вид охоты не ополчилось старшее поколение. Парфорсная охота довольно рискованное развлечение: охотники, скачущие вслед за сворой собак, преследующих лису, вынуждены преодолевать самые разные препятствия, встречающиеся на пути. Получалось это не у всех – случалось, что охотники, не удержавшись в седле, сильно расшибались. А так как «неудачники» происходили из хороших московских семей, их домочадцы нашли виноватых в лице организаторов охоты. И английской забаве в Москве пришел конец.

Впрочем, и обычная полевая охота занимала умы многих москвичей. Они готовились к ней, не выезжая в деревню. Благо, городские усадьбы позволяли им держать в городе хоть целую псарню.

Собак для охоты натаскивали за Тверской заставой – это был целый промысел содержателей садков, которым привозили бойких степных зайцев-русаков. С их помощью собак «сажали на уход» – учили преследовать добычу. Если собаки зайца догоняли, то владелец садка ничего не получал, а если заяц убегал, то охотник, пускавший собаку, платил содержателю садка 10 рублей. Немалые по тем временам деньги! И вот 30 октября 1805 года «на садок» приехали два азартных охотника: Лихарев и Похвистнев, старинные в этом деле соперники. Накануне моросил дождичек, а ночью похолодало, и небольшой морозец схватил Ходынское поле, на котором пускали зайцев.

Лихарев первым пустил свою чрезвычайно знаменитую Акушку, которая быстро догнала русака, но ноги у собаки разъезжались по ледяной корке, и она никак не могла зайца схватить. Устав, Акушка стала отставать от зайца, а потом и вовсе встала. У Лихарева побагровело лицо и надулись жилы на шее, а тут еще Похвистнев вылез с ехидным соболезнованием: «Что, батюшка Никита Андреевич, видно русачок-то не по силам вашей собачке?» Лихарев проглотил «соболезнование» молча.

Следом пустили собаку Похвистнева, и, была ли она лучше Акушки, а может, заяц ей достался не такой шустрый, но только она его настигла и с первой же попытки «вздернула на щипец» – прихватила зубами. Видевшие это охотники закричали: «Браво!» Эти крики возмутили Лихарева: «Какое же тут «браво»? – завопил он. – Это же явная стачка между двумя подлецами: один сажает полумертвого русака, другой пускает на него полу дворнягу, и все это только для того, чтобы мне сделать афронт!» Услыхав такое, Похвистнев бросился на Лихарева с арапником, но тот встретил его сильным ударом кулака, вдребезги разбив сопернику очки и едва не выбив глаз.

Хлынула кровь, охотники кинулись разнимать драчунов. Ведь все присутствующие были не буяны-мальчишки, а народ почтенный и заслуженный. Такого происшествия никто не ожидал! Прямо от Тверской заставы Лихарева и Похвистнева отвезли к обер-полицмейстеру Балашову, который распорядился посадить их под арест и держать до тех пор, пока не примирятся. Вот такие охотничьи истории помнит Ходынское поле, ставшее сегодня чуть ли не центром Москвы.

Источник: "Вечерняя Москва"