рассказы от Bobrа

[Поляк]

Да, Ромаха! Это уж не рассказы, а цельный роман в новеллах! Читая про диверсантов, почему-то вспомнился эпизод из фильма "Хозяин тайги", где конюх рассказывает про то, как он диверсанта в тайге поймал и как его пёс Карай нутром брехал. Вот почему в старых фильмах диверсанты всегда в тайгу лезли? Чего им в тайге надо-то было? Ну, да ладно, давай про твоё литературное творчество. Как первый опыт - превосходно! Пожелание одно - не гонись за объёмом. Хороший коротенький рассказ стоит всего водянистого романного наследия Дарьи Донцовой. Вот, пожалуй, и всё пока! Остальное, как сформулирую, так в "личку" напишу. ОК?

Как-то ездил в соседнюю деревню в магазин, и на обратном пути подсадил соседку. Мы с ней ровестники, раньше вместе лёжа на стогах звёзды считали. Вот и спрашивает она меня:

-- Ты чего такой сосредоточенный?

-- Только что рассказ Куприна прочитал, вот и призадумался......

-- Да уж, с Куприна есть в чём призадуматься! А я вот Донцову читаю, даже закладку в страницах не оставляю - у неё, если десяток страниц пропустил, то ничего не потерял.

[камчадал]

Прочитал. Понравилось...Многие моменты затронуты правильно Например: старательство, боны, нарезное оружие...

В СССР было разрешено заниматься старательством до 60х годов.( не то,что сейчас)

Смутил, "звук лодочного мотора"( поймите правильно, все очень интересно и захватывающе), но что за мотор в конце войны? Стационарный?

Черт знает,может я не прав?

А так очень интересно... Что-то мне подсказывает,что за "диверсанта" попадет Генка на Колыму.(похоже на то).

Жду ( и не один я) продолжения.

[Bobr]

«ДИВЕРСАНТЫ»

Очередных диверсантов Генка выловил случайно – поехал солить отцовский солонец – получилось выпросить пару кулей соли с ледопункта – вагонной рефрижераторной базы. Температура таянья соленого льда – много выше, чем пресного. Потому, там применялась соль. Мужики – находили лазейки, и солью – пользовались.

Воспользовался и Генка – нагрузил в телегу соли и уже, было, отправился, как до слуха донесся взрыв в стороне депо…

Взорвался котел одного из паровозов, стоящих под депо. Как машинист-паровозник, Генка точно знал, при каких обстоятельствах такое могло случиться – перегрев котла и добавить в этот момент холодной водички. Специально такое ни один машинист не сделает, если грамотный, конечно. А мужики – поездники ну ни как на неграмотных не тянули, по крайней мере, Генка таких не знал. Генка, погоняя Вьюгу, направился в сторону взрыва, как, собственно, и большинство свободного, но понимающего, сельского народа. Кто – просто поглазеть, кто – на помощь. Генка спешил помогать. Так уж получилось, что в паровоз он попал первым – из толпы зевак ни кто не осмелился залезть в пышущую жаром и паром машину. На полу, возле выхода в тендер, лежал юный парнишка. Оглушенный и обваренный перегретым паром. Но живой. На руках вынес Генка паренька на вольный воздух – подальше от коптящего углем горячего паровоза.

Толпа охала и вздыхала, все лезли посмотреть, прибежали милиционеры и ГБешники – как всегда - вовремя, кто-то вызвал скорую помощь – доктор, подобрав полы белого халата, спешила через станционные пути.

Паренька, оказав первую медицинскую помощь, увезли в милицию, в их лазарет, под замок. Парнишку Генка не знал – вроде не из местных. Но слухом – земля полнится – люди рассказали. Паренек был из беспризорников. Пару месяцев назад его сняли с проходящего поезда – как безбилетника. Лет ему было около тринадцати, не больше.

Помытарившись по холодам на вокзале, пристроился парнишка в депо кочегаром на паровоз, с подачи дежурного по вокзалу, приметившего паренька. Сергеич – старый уже дядька – сердобольный мужик. Всех жалел. Пожалел и Антона – так парнишку звали – замолвил словечко старому своему другу – начальнику паровозного депо. В самом деле, уголь кидать – много ума и знаний не надо, хотя и тут не все так просто. Многие пацаны начинали с кочегаров на паровозах. Дали Антону, от предприятия, какой ни есть угол для житья, да и получка, опять же – прокормиться есть на что.

Все это узнал Генка буквально за день – сарафанное радио работает лучше телеграфа. Через неделю – вызвал на допрос следователь – ГБешник.

- Дескать, расскажите, Геннадий Степанович, как у Вас получилось юного диверсанта схватить?

Вот тут Генку и подперло. В абсолютно нецензурных выражениях, рассказал Генка следователю все, что думает о нем лично, об его матери и всей его родне до пятого колена, об его командирах и всех кто над ними… много еще чего успел в пылу выдать.

- Это как же так! Невиновного судить собрались?! – возмущению не было предела.

А на деле случилось так. Бросил машинист локомотив – паровоз на попечение кочегара. А парень то за два месяца еще ни чего и не успел увидеть, кроме как уголь кидать. Поднялось давление пара и упал уровень воды в котле – это Антон увидел и попытался исправить – как правильно поступить – не знал, но решил воды – добавить, уж коли мало. Ну, а дальше – Антон не помнил. Взрыв котла. Контузия.

Еще через неделю, перед рейсом, пригласили Генку в партком депо – уже пару месяцев числился он в кандидатах на вступление в Партию. А разговор пошел то совсем не об вступлении… Парторг – старый уже мужик – фронтовик, демобилизованный по ранению, начал говорить Генке про партийную сознательность, про бдительность в военное время… Плавно подвел разговор к Антону – дескать, диверсант немецкий, настоящий, зачем выгораживаешь?

У Генки, от таких слов, даже волосы на загривке поднялись, как у собаки перед боем – собрался вступать в Партию, за честь считал, а тут такое!!!

Вскипело в душе, заклокотала обида. Уважаемые люди – а такое говорят! Выплеснулась обида в потоке слов – матерных и не очень – фильтровать Генка и не пытался.

Ильич, парторг, выслушал этот Генкин поток слов и обид молча. Бровью не повел. И спокойным абсолютно голосом предложил Генке зайти к нему завтра, после рейса. С неспокойной душой отправился Генка в поездку…

… В кабинете парторга было душно и накурено – когда Генка вошел туда, грязный, в угольной пыли и масле, - двое людей в штатских костюмах о чем-то спорили с Ильичем и нещадно дымили папиросами.

-О! Ну вот и Степаныч! – Ильич явно обрадовался появлению Генки и перемене темы в разговоре. Незнакомцы заинтересованно уставились на Генку, враз замолкнув.

- Ну, я вас оставлю. Дела, знаете ли… - Ильич поднялся со своего места и, как-то чересчур поспешно и суетно, покинул кабинет. Генка внимательно осмотрел незнакомцев. На душе от чего-то стало очень муторно, аж до тошноты. Такое бывает, когда предчувствуешь что-то очень не доброе. Название этому чувству Генка знал – это страх, почти ужас, и паника.

Один из незнакомцев представился следователем по особым и важным делам Комитета Государственной Безопасности, второй – оперуполномоченным по тем же самым делам и того же комитета. Генка, в жизни мало чего боявшийся, не на шутку испугался: «Все, Степаныч, дожили до «цугундера»! Край, однако… Эти ребята не шутки шутить тут прибыли…»

Разговор начали издалека. С Генкиных заслуг перед Родиной, с наград. Как, за что и про что. Не таясь, Генка рассказал все: про китайцев, про немецких «засланцев». Незнакомцы очень внимательно слушали, изредка вставляя вопросы.

- Как же так, Геннадий Степанович, получается?! Ты у нас – настоящий патриот, кандидат в Партию, а врага защищаешь?! – следователь достал из портфеля тощую папку с надписью «Личное дело Подошвелева Антона Максимовича».

- Засветился твой Антон еще в Украине при отступлении. Продукты воровал с госпитального склада. Потом бежал на Урал, с Урала – на Дальний Восток. А ты, Степаныч, за вора и несознательного элемента тут в штыки поднялся! – следователь кинул папку на стол перед Генкой. Генка не верил своим глазам. Ну не мог он так ошибиться в человеке! Ну, пусть вор! Но не диверсант же!!!

Утерев грязным рукавом внезапно проступивший пот со лба и вытерев руки о штаны, Генка открыл папку. На несколько минут в кабинете повисла тишина, только папиросы нещадно дымили, заполняя голубым дымом и без того накуренное помещение.

Внимательно прочитав документы и затушив папиросу, Генка ответил: «Не диверсант он. Пацан сопливый, голодный, без угла – какой с него диверсант! Может и вор, да только кто в такую пору удержится не ухватить кусок хлеба, когда живот к спине прилипает с голодухи?»

ГБешники переглянулись. Потом опер встал, прошелся по кабинету.

- Почему так думаешь? – в голосе сквозанули металлические нотки.

- Да почему… - Генке хотелось опять орать и материться, но этот свой порыв он загасил прямо в зародыше, потому как тут и доораться можно. И продолжил спокойным, ровным голосом: «Был бы диверсантом – убежал бы, или чего по-умнее взорвать придумал, не камикадзе ведь. К тому же и урону то – один паровоз. Что же это за диверсия такая? Уж скорее машиниста в диверсанты писать надо, но и машинист не враг. Халатность в работе – это да, но не умышленная. А что на пацана локомотив бросил – это вина не Антона, а машиниста! Потому и защищаю!»

-Ну да ладно… Можете пока быть свободным! – следователь пожал Генке руку. Вроде бы и все нормально, но очень насторожило это следовательское «пока». Как-то уж очень зловеще прозвучало и многообещающе.

Домой Генка шел как в тумане. Мысли роились толпами в голове, перебивая одна другую. Сомнения в своей правоте терзали душу: « а вдруг и правда - диверсант?! Посадят ведь! И меня рядом с ним посадят! А как же родные? Катюша моя любимая как?!»

Антон сидел в кутузке. Вместе со своим машинистом и помощником. Только в разных камерах. Кормили арестантов не плохо, в камере – тепло. Осознание необоримой беды, нависшей над головой, еще не настигло чистую пацанячью душу. Антон наслаждался теплом и едой, пусть и сидя под замком.

У Генки был выходной. Переложив все дела на девчонок, собрался Генка в тайгу. Оживающая природа манила запахом зеленой листвы, талой земли и еще чем-то неуловимым, но таким дорогим сердцу каждого охотника и рыбака. Дома не возражали. К тому же все знали и о разговоре со следователями, и об Антоне – родные все понимали. Оседлав Вьюгу, Генка навьючил на нее два мешка соли для солонцов, повесил на плечо карабин, и, ведя в поводу кобылу, по плотинной дамбе, отправился в сторону леса. Полуденное солнышко вовсю пригревало. Появились первые мухи, которые азартно жужжали вокруг коня. Прогретая земля чавкала под ногами весенней сыростью, пели свои песни ручьи, стекавшие по склонам дамбы. Верный, как щенок, носился вокруг и ловил первых бабочек. Благодать!

Переход занял около трех часов – до ближайшего зимовья путь не близкий. Весенняя тайга постепенно делала свое дело – лечила Генкину растревоженную душу, незаметно выгоняя из головы тяжелые мысли, наполняя грудь свежим чистым воздухом, щебетом птиц, легким ветерком, шуршанием травы под копытами Вьюги, звоном мошкары. Лес лечил Генку, успокаивая, баюкая, лаская лучами солнышка.

На берегу быстрого ключа, еще не освободившегося от зимних наледей, Генка остановился. Развязал котомку, присел на валежину, закинув повод кобыле на шею – походи, мол, травку пощипай какую. Верный развалился на припеке у Генки в ногах, кося глазом на мешок с провизией в руках хозяина. Перекусив, Генка скрутил цигарку…

На солнышке и Генка, и собака разомлели. Случайный взгляд на другую сторону наледи за ключом в раз смахнул сонное состояние. Генка напрягся, потянул ближе карабин и прижал Верного коленом к земле – на другой стороне ключа были люди! Шесть человек пытались найти дорогу через оттаявшую наледь на другую сторону ключа. К Генке… к железной дороге.

Лежа за валежиной, на которой только что сидел, Генка пытался рассмотреть чужаков, прищурившись и прикрывая глаза ладонью. Русские вроде. С такого расстояния сложно определить, но идут странно, не местные. Чужаки горбатились под явно тяжелым грузом – значит не китайцы, те налегке ходят в нашу сторону, кроме спирта ни чем не торгуют. Что за люди?!

Ползком Генка убрался за бугорок и тихим свистом позвал Вьюгу. Конь - самая заметная мишень. И убежать не сможет – вьюки не дадут. Кобыла пришла на свист, и, повинуясь жесту Генкиной руки, завалилась на бок, едва не придавив хозяина. При чем, следуя давнему наущению на погранзаставе, кобыла легла впереди Генки, прикрывая его собой от возможной стрельбы.

Поверх лошадиного крупа Генка наблюдал за чужаками. Притиснутый между Вьюгой и Генкой, Верный пытался вырваться, но, после пары жестких тычков в бок, – затих и только тихо поскуливал, просясь на свободу. Постепенно, ища переход через наледь и ключ, незнакомцы ушли из поля зрения, скрывшись за поворотом ключа. Генка, лежа, обнял Вьюгу за шею: «Пошли, девочка, давай, поднимайся!»

Прямо с земли Вьюга встала уже с седоком – это была часть ее пограничного обучения – спасать раненного бойца. За шкирку Генка закинул на коня и Верного – поперек седла, прижав пасть рукой, чтобы не залаял.

Пара легких толчков пятками под ребра кобылы и ласковые слова подействовали. Вьюга, неся на себе собаку и Генку, галопом сорвалась через марь. Вовремя! Шелест над головой подсказал Генке, что по нему стреляют. Звук – это было позже… гораздо позже прилета пули.

Вьюга буквально летела. Сначала сумасшедшим галопом, потом, чуть успокоившись – ходкой рысью. Через километр или около того Генка выпустил Верного. Собака сразу кинулась в сторону и пропала из вида. Через несколько минут послышался лай пса, явно не на людей. На зверя. Подобрав поводья, Генка направил коня в сторону лая…

Сохатый! Здоровенный, с большими шишками пробивающихся рогов, спокойно пасся в подлеске из молодого осинника и листвяка. На громогласный лай Верного он обращал внимания не больше, чем человек на ползущую по руке Божью коровку.

Вьюга, повинуясь поводу, пошла шагом, постепенно приближаясь к собаке. Лай становился все громче и отчетливей. Генка, свесившись в седле, прятался за шею и корпус коня, почти повиснув на стремени.

Азарт охоты вытеснил мысли об опасности и чужаках. Как сказал бы классик – « а пох… ну все равно, в смысле»… Генка охотился. Каждая мышца, каждый вдох, впитывая энергию тайги, находили отголосок в Генкиной душе, каждая клеточка трепетала счастьем и предвкушением адреналина и азарта.

… Выстрел! Сохатый, не понимая, повернул голову. И завалился на бок, копытами в агонии вырывая дерн. Генка спешился. Подошел. Выстрел четкий, красивый, по месту. С размаху ткнул в брюшину нож. Располосовал брюхо, вскрыл шейные артерии, и снова на коня – домой. Найти потом мясо в тайге и забрать его – не проблема, а вот если эти, с оружием которые, доберутся до железки – быть беде. Генка вскочил в седло, и, не обращая внимания на лай собаки, кинулся домой, в деревню. Вьюгу гнал нещадно.

Начальника НКВД застал в конторе просто чудом. Солнышко катилось к закату, день окончен. Сбиваясь, Генка рассказал про чужаков.

- Твою мать!!! – начальник ругался, срывая злобу на девочке-телеграфистке.

– Всех поднять! Пограничникам сказать! ... ну и далее прочее, по инстанции.

[Bobr]

"ЗВЕРЬ"

Пробыв дома пару часов, засобирался Генка в тайгу снова. Забирать добычу. Все–таки сохатый на много больше коровы кусок мяса, да и с едой дома давно туговато. Брюшину вскрыл – значит, не затухнет, но и выжидать смысла нет. Не зима. О добыче сохатого он, конечно, ни кому, корме близких, не говорил. Болтать – себе дороже.

Тихо, мягким шагом, чуть шурша прошлогодней листвой под копытами, Вьюга принесла хозяина к месту охоты.

Верный, крутанувшись по подлеску, кого-то забдил и на махах умчался в заросли чапыжника. Генка огляделся. Вроде все так, место – именно то, где оставил добычу. Вот только добычи нет! Послышался лай собаки. Зарядив оружие, пешком, Генка пошел на лай. В голове роились мысли, перебивая одна другую: «Сохатый то где? Не добил? Так ведь брюшину вспорол, глотку вскрыл – как ожить смог?!»

Идя на лай, увидел Генка широкий волок, отмеченный кровавыми каплями и ошметками кишков. Вот тут и стало ясно, кто спер добычу. На влажной земле отпечаталась почти человеческая голая пятка сорокпятого размера. Только коготки та том отпечатке совсем не человеческие. Сантиметров по пять. Медведь! При чем крупный, и, судя по всему, бурый. Белогрудки до таких размеров вроде не вырастают. По крайней мере, Генка таких рассказов не слышал.

Генка вышел на широкую поляну, поросшую мхом и молодым брусничником. По середине поляны возвышался холм из свежей, только что копаной, земли, вперемежку с кустами, валежинами и прочим лесным хламом. Чуть в стороне, но совсем близко, лаял Верный. На одном месте. И лай не звонкий, злобный, на самой низкой октаве. Ясно, что вот он, медведь… рядом! Перезарядив «Зауэр» пулевыми патронами, Генка пошел на лай…

Мягко ступая по влажной прошлогодней траве и стараясь не шуметь, прошел пару сотен шагов. Звук лая сдвинулся с места, стал удаляться, и вдруг оборвался с визгом на высокой ноте. Чувствуя недоброе и переживая за собаку, Генка совсем забыл про осторожность и кинулся туда, где в последний раз слышался голос пса. Перед глазами открылся прогал среди густого чапыжника. Сильно потоптанная земля, местами сорванный мох и помятые кусты. Чуть в стороне, возле кустов – недвижимое тело Верного. Шкура в красных мазках крови, пасть бессильно открыта, тяжелое с присвистом дыхание. Глаза Генки застила муть от выступивших слез.

Резкий и сильный рывок за рюкзак бросил Генку на торчащий рядом выворотень. От неожиданности он выпустил из рук ружье. Шапка слетела. Резкая боль в затылке… Генка крутнулся на месте, лицом к опасности, споткнулся и упал на спину. Сверху навалилась огромная, воняющая псиной и еще чем-то до тошноты неприятным, тяжесть. Лицо обдало жарким влажным дыханием зверя. Не глядя, как в тумане, Генка принялся лупить кулаком зверя по морде, стараясь попасть в нос. Другой рукой – пытался вытащить из ножен зажатый где-то под ногой нож. В какой-то момент борьбы кулак попал прямо в разинутую пасть, прямо в глотку. Громадные зубы сомкнулись вокруг локтя руки. Страшная боль… Удар… Обрывки борьбы в памяти и … темнота.

Очнулся Генка от холода. От страшного, просто неземного холода. Казалось, что каждая клеточка тела замерзла до такой степени, что пыталась согреться, дрожа самостоятельно. Левая рука куда-то завернулась и отзывалась только глухой болью в районе локтя. В живот уперлось что-то твердое. Половины тела до пояса – как будто нет… да еще ноги и левый бок придавлены чем-то тяжелым. Даже вдохнуть не получается нормально. Колотила крупная дрожь. Под головой разлилось что-то холодное и липкое, да и сама голова раскалывается от боли. Телогрейка на груди тоже мокрая насквозь и просто ледяная. Над кромкой леса светлел от наступающего рассветного солнца восточный край неба…

Генка попробовал приподнять голову и поглядеть, чем это его придавило. Движение вызвало волну тошноты и резкую боль в затылке – кусок кожи, сорванный медведем с головы, за ночь примерз окровавленным волосом к земле. Навалилась темнота…

Через некоторое время Генка снова очнулся. Солнце уже приподнялось над вершинами деревьев, весенним теплом сбив изморозь с веток и подмерзшей земли.

В этот раз приподнять голову получилось. Сквозь муть дурноты Генка осмотрелся. Ноги и часть тела были придавлены тушей медведя. В живот упиралась рукоять ножа, торчащего из левого бока зверя. Телогрейка на груди насквозь пропиталась кровью, правда не понятно, Генкиной или медвежьей. Левая рука до локтя – в пасти зверя, но шевелить ей можно, хоть и очень больно.

Проведя поверхностный осмотр себя, любимого, Генка обессилено опустил голову и прикрыл глаза, борясь с тошнотой. Через некоторое время, чуть отдышавшись, попытался освободить левую руку. Пошевелил пальцами – больно, но двигаются. Расстегнув на груди телогрейку, на сколько было можно, помогая другой рукой, Генка потянул левую руку из рукава. Получилось! Рукав телогрейки остался в мертвой пасти, а рука, практически целая, выскользнула из западни. Одновременно получилось чуть вылезти из-под туши зверя, чтобы хоть нож не упирался в живот. Откинулся на спину. Опять накатила дурнота и темнота…

Вытянуть неповинующиеся ноги из-под медведя получилось только к вечеру - подтягиваясь правой рукой за корни выворотня, медленно, периодически отключаясь и снова приходя в себя. Всю нижнюю часть освобожденного тела скололи жесткие колики. Кровь пыталась найти дорогу сквозь передавленные весом зверя сосуды. Любое движение вызывало волну «мурашек» и тошноты. Стемнело. Кое-как Генка отполз от медведя на десяток метров и попытался позвать коня. Губы не слушались, вместо свиста получалось какое-то шипение. Через некоторое время послышались осторожные шаги и тихое всхрапывание Вьюги. Резкий запах зверя и крови не давал кобыле подойти ближе, отпугивая ее.

- Ну же, девочка… иди сюда, помоги… - сухие Генкины губы, как в забытьи, умоляли любимицу подойти ближе. Главной и единственной задачей стало оказаться рядом с конем. Еще сколько-то получилось отползти от места схватки. Принюхиваясь и всхрапывая, Вьюга, наконец, подошла. Ткнулась мордой в грязное Генкино лицо. Уцепившись за поводья, Генка уложил кобылу рядом с собой. Повернулся на бок, кое-как просунул неповинующуюся ногу в стремя. Намотал повод на целую, правую, руку. Как мог обнял коня за шею.

-Давай… вставай… домой, Вьюга! – команды не получилось, но умная лошадь видимо все вполне поняла. Поднялась, поднимая на себе и безвольное тело Генки. Под мерную поступь коня опять накатило забытье, открылась рана на голове.

Уж не знаю, какой ангел-хранитель уберег, но до дома Вьюга Генку доставила без приключений. Не упал, даже без сознания.

Досталось от медведя крепко, как констатировали медики. Сломал косолапый Генке несколько ребер, прокусил сухожилие на левой руке и поломал руку у локтя – долгие годы потом рука висела почти недвижимой, сорвал приличный лоскут кожи с затылка, проломил черепную кость. Ну и плюс очень большая потеря крови и сильное сотрясение мозга. Генка перед зверюгой в долгу не остался – почти два десятка ножевых ран насчитали потом в туше. Только вот как и когда он их нанес – не помнил начисто. Верный погиб. Удар медвежьей лапы переломил собаке позвоночник, мужикам пришлось добить его, чтобы прекратить мучения пса.

Чужаков, замеченных Генкой у ключа, перехватили возле железнодорожного моста силами местной роты НКВД и солдат войскового эшелона, находившегося в тот момент на станции. Оказались врагами, имеющими целью подрыв моста. Сам Генка узнал об этом по рассказам, лежа на госпитальной койке. Тут же, в госпитале, уже ближе к выписке, вручили орден «Красной Звезды» и именные часы. Сам начальник НКВД районного вручал, жал руку, называл героем. Антона, поругав хорошенько для профилактики, из кутузки выпустили. Машиниста злополучного паровоза не посадили – взял на поруки коллектив депо. Японцев победили. Война закончилась окончательно, осталось только зализывать раны да восстанавливать житие... .

КОНЕЦ

[Bobr]

Не буду создавать еще одну тему, буду продолжать тут.

Сначала хочу выразить слова благодарности всему неравнодушному форумному сообществу, которое читает и оценивает мою писанину. Камрады, без вас ни чего бы не написал ни когда, а так хоть пробую чего-то.

Отдельное спасибо Еремакану, Камчадалу, Улану и Поляку. Благодаря вам, вашим отчетам, а в особенности прочитав "Хождение за Угрюм-реку", решился попытаться извлечь из своих давних записок подобие рассказа.

Намеренно не хочу писать его в виде дневника. Пусть это будет художественный рассказ, основанный на реальных событиях.

К тому же, фотографий тех лет просто нет и ни когда не было, так что отчетом не назовешь.

"ОДИНОЧНОЕ ПЛАВАНИЕ"

ПРОЛОГ

Есть два времени года у охотника, когда душа свербит и ноет, когда весенняя капель или желтеющий лист рождают в душе необъяснимое томление, беспокойство. Начинаешь в сотый раз перебирать снасти, вязать закидушки, проверять и чистить капканы. Когда, открыв сейф, ласкаешь взглядом любимое оружие и стройные ряды заряженных патронов. Когда пес, чувствуя твою разворошенную душу, преданно смотрит в глаза с одним-единственным вопросом: «КОГДА???!»…

Человеку, больному природой, настоящему охотнику, очень хорошо знакомо это щемящее чувство. Это волнение и жажда простора. Жажда чистого воздуха, свежего дыхания ветра и тихого шепота падающего и шумящего струями текучей воды осеннего листа.

Август выдался дождливым. Почти две недели непрерывных дождей сделали то, что должны были сделать. Ранее мелкие и спокойные, речушки разлились по поймам, ключи вспенились бурлящими мутными потоками дождевой воды. Дороги, и по сухой погоде труднопроходимые, превратились в сплошное месиво из воды и глины.

Чем ближе к началу охотничьего сезона, тем чаще поглядывали мужички с надеждой в серые, тяжелые дождевые тучи, вымаливая, каждый у своего черта, ангела или Господа, хоть день перерыва в непогоде. Смотрел в небеса и я, в сотый раз, перекладывая с места на место приготовленный на сезон «шмурдяк». С заездом не ладилось. Даже не дождь и бездорожье были тому причиной, в принципе. В личной жизни получился полный раздрай – развод с супругой ломал все планы. Приходилось ждать суда, а значит, до 28-го числа о выезде можно было даже и не думать.

Это была первая моя «одиночка». Первый самостоятельный сезон на собственном промысловом участке. Участок давнишний и мне достался по наследству от дядьки – промысловика, ушедшего на покой. Места, где предстояло охотиться, я знал буквально с детства – вырос, практически, у дядьки Вовки на «резиденции», на реке Ирмакиткан. Заезжать собирались с соседом по участку, на автобазовской «ступе». В одно лицо оплатить стопятьдесят километров экспедиции прожорливого 157-го не представлялось возможным, а нужна была именно грузовая машина – надо завезти после ремонта «Казанку», мотор, полтонны бензина, вещи опять же. Вот и решили с соседом спароваться, ехать все равно только до Уркана. Форсировать реку по такой воде на машине – и думать даже нечего. Потом я должен был забросить соседа на моторе на крайнее зимовье его участка, вниз по течению. Самому же мне предстояло подняться вверх по Уркану, Ирмакиту и Ирмакиткану почти на 200 километров. По суше добираться было, конечно, значительно ближе, но непроходимость бродов и марей совершенно исключали такую возможность до хороших морозов.

Большая вода была мне очень на руку. Хоть и бензина потратится больше, но зато под водой скрылись все косы, банки и перекаты – широченная и глубокая водяная трасса. Можно хоть с поисками фарватера не заморачиваться – смотри только, чтобы корч или плавун какой не поймать. Мотор в отличном состоянии: новая поршневая, коленвалы, редуктор переделал на подшипники, зажигание электронное поставил. Почти новый «Вихрь - 30» получился.

Сосед тоже был весь на взводе. Заходили друг к другу раз по десятку на день, обсуждали чего-то. В итоге, как водится у нас, мужиков, ожидание выезда плавно перетекло в долгосрочную четырехдневную пьянку. Ну, а нервы ведь! За возлияниями время пролетело незаметно. Наступила, таки, заветная дата – 28-е число августа.

Из зала суда вышел в прекрасном настроении. Как камень упал с души. Свободен! И вся эта бракоразводная тягомотина закончилась! И дождик вроде пореже стал! И небо – посветлее! И все, можно выезжать! По дороге домой забегаю в магазин и к соседу. По «соточке», звонок другу, и вот уже 157-й пыхтит возле калитки. Грузимся. Проводим последнюю проверку «комплектности погрузки», собак в кузов, 150 «на дорожку» и в путь!

Изменено 31 января, 2013 пользователем Bobr

[Bobr]

ЗАЕЗД

То, что дождик стал реже – это мне, наверное, на радостях показалось. Все 70 километров до Уркана прошли под заунывный, на одной ноте, вой двигателя, да под шарканье стареньких «дворников» по лобовому стеклу. Собаки вымокли до нитки и тряслись в кузове крупной дрожью, пытаясь сохранить хоть какие-то остатки тепла. До реки добрались уже в глубоких сумерках. Выгрузили вещи в железный гараж на причале, запалили у входа костерок. Собаки спрятались под «Казанку», поставленную у костра на ребро. Пригрелись и обсохли – не выгонишь. Соорудили немудреный ужин, выпили «за почин» и завалились спать до утра, под неумолчный шум дождя и легкого ветерка в вершинах лиственниц. «Что ветерок – это очень хорошо, может тучи разгонит» – подумал я, уже засыпая.

Вот же дела. Спать легли среди тайги, проснулись среди колхоза. Предрассветная темнота перестала шелестеть дождем, но зато пела и рычала на все лады ревом всеразличных моторов, от больших автомобильных до трескучих мотоциклетных. Как оказалось, мы были самыми первыми «ласточками», прибывшими на Уркан. Остальные коллеги-охотники и рыбаки только-только добрались по размытой ночной дороге, дождавшись дома прекращения дождя. Небо посерело. Зачиркала в кустах ивы какая-то малая птаха. Потянул вдоль воды свежий ветерок, срывая с прибрежных сопок плотную паранджу тумана, открывая взгляду осеннее великолепие суровой северной тайги.

Наскоро позавтракав, снарядили и отправили в обратную дорогу наш транспорт, снабдив водителя бутылкой водки и словами благодарности. Спустили на воду лодку, поставили мотор. Пока Михалыч собирал свои манатки, я крутанулся на лодке по плесу – вроде бы вполне управляемый корабль. А проверять причина была. Лодка то не купленная, найденыш. При чем нашли мы ее почти два года назад в густом заломе, на половину вмерзшей в лед – видимо сорвало с причала где-то в верховьях. Корпус лодки был чуть поведен и подавлен бревнами и льдом. В общем и целом, результатами испытаний и ремонта корабля я остался доволен – носом не рыщет, руль не тянет, на глиссировании как перышко идет. Сделал вывод, что на такой баржЕ вполне доберусь до места.

На доставку Михалыча со «шмурдяком» к зимовью и на обратную дорогу ушло почти 4 часа. К моменту моего возвращения к причалу основная масса приехавшего охотно-рыболовного люда погрузилась в лодки и разлетелась по ближайшим окрестностям: кто вверх, кто вниз, кто просто на другой берег Уркана. Пока погрузился – на причале осталась только пара «компашек», из тех, что «…из автобуса не выходить, ружья не брать…». Зазвали на огонек. Перекусил с ними, выпил. В меру, без фанатизма. Мой то «автобус» - уже на воде и готов к старту, и впереди 200 верст пути… .

Дорога до «резиденции» прошла без особых приключений. Только один раз залетел в сумерках на притопленный плавучий корч, правда, без особых последствий. Ночевал два раза. Первый – в устье Ирмакита, второй – в устье Ирмакиткана. К вечеру поднялся до зимовья.

«Домик в деревне» встретил меня выбитыми окнами и распахнутой настежь дверью. По следам распутываю подробности визита «брата нашего меньшего» Михаила Потапыча. Давний визит, весенний, однако. Вот он нарезал вокруг несколько кругов, пошел к лабазу, попытался залезть – «мышиный отбойник» снес начисто и разломал. Лабаз остался неприступен, и Потапыч нанес визит в зимовье. Зашел через окошко, начисто выдрав раму вместе со ставнем. Вышел, как культурный, через двери. Через закрытые двери! Подрал матрасы, свернул печку и стол. Выломал половую доску, пытаясь забраться в погребок. Короче, навел шороху. Третью ночь тоже пришлось ночевать возле костра и собаки.

Изменено 31 января, 2013 пользователем Bobr

[Bobr]

ЖИТИЕ «НЕ СВЯТЫХ»

1 сентября. День рождения Осени.

Проснулся на рассвете – чуть только край солнца показался из-за горизонта. Гек, карело-финская рыжая лайка, дремавший всю ночь под боком, умчал порысачить по окрестностям.

Шевельнул угли в костре, чай поставил варить. Праздник – праздником, а надо работать. Отдыхать пока некогда. Надо разгружать лодку и таскать «шмурдяк» к зимовью, наводить порядки, починять жилище, готовить дрова – необходимые житейские дела.

От речки до зимухи метров двести по тропе. Не далеко, в принципе, «таскаться». Но много. Пока трелевал манатки, солнышко поднялось почти в зенит. Присел на пороге зимовья, закурил…, и чего-то такая тоска взяла. Прямо сдавила душу тисками боли и какой-то безнадеги. Вспомнилась дочурка, дом. Вспомнилось, что всего этого у меня теперь нет. Хоть волком вой. Достал канистру со спиртом, саданул пару «наркомовских» доз, зажевал лапшичкой «Дышираком» - вроде отпустило. Прибежал «улыбающийся» Гек, мышканул вокруг зимухи и улегся возле ног. Правда, как-будто улыбка у пса на морде всегда. Этакая собака-улыбака… или лайка-улыбайка. Как ни назови – всяко правильно.

После обеда занялся наведением порядков в доме. Поправил двери, окно вставил – благо в лабазе лежало стекло в запас. Снаружи затянул окошко еще слоем пленки. Хоть и темнее стало, но зато окно почти с двойной рамой. Печку на место поставил, стол. Короче, домик привел в жилой вид, вещи разложил по местам, убрал продукты в лабаз. Пока крутился – вот уже и вечер. Ужинать и спать, чтобы всякая фигня в голову не лезла. Ночевал опять у костра – надышаться хоть свежим воздухом, пока холода не прижали. Да и сыровато в зимовье, и душновато. Так и уснул под треск огня в глубине «нодьи», завернувшись в спальный мешок.

Изменено 31 января, 2013 пользователем Bobr

[Bobr]

Утром, как только рассвело, вооруженный биноклем (вернее, одним его «глазом»), полез на крышу лабаза. Оттуда открывается чудесный обзор на широченную ерниковую марь, что за зимовьем, на подножие сопки и распадок на другом берегу речки. Надо осмотреться.

Программа максимум на сегодня – закончить с хозяйственными делами и хлопнуть чего-нибудь рогатое и копытное на прокорм, желательно не сильно крупное что-то, потому как еще тепло и много мяса просто не сохранишь. Да и много ли нужно еды для одного человека и собаки?

Проковырялся до вечера на таборе. Дел очень много. Вроде по мелочи все, но время занимает. Натопил зимовье до состояния хорошей бани, чтобы просохли стены и пол. Протопил и баньку, смудненную из старого зимовья, стоящую прямо на берегу ключа. Вечерком засобирался на солонец. Козлота уже должна «отшипеть», гон у них должен закончиться то есть. Значит, на "солИ" косулю взять вполне реально. Сохатые сейчас должны, по времени, «охать и мукать». За ними следом – изюбри. Взять то и их можно, но «большой» мне не нужен – только заехал, тепло, да и не сезон еще. Пусть размножаются.

Солонец не далеко. На закрайке маленькой марюшки метрах в четырехстах от зимовья. В общем, это и охотой назвать сложно – как в стайку сходил. Через два часа я уже был на зимовье, груженый мясом. Помылся в баньке, принял «соточку» под печеночку, шурпички хлебанул и в люлю, спать.

[Bobr]

3 сентября. День рождения меня, любимого. Сегодня по плану – праздновать и лениться. Мы с Осенью почти в один день родились. Наверное, потому и люблю я так эту пору. Самое любимое время года. Нажарил мяса, картошечки потушил на остатках шурпы – праздничный обед-ужин готов. Посидел с удочкой. Отоспался маленько. Ввечеру вытянул на берег лодку и привязал ее. Хоть вода и падает, а «береженого и Бог бережет», как говорится. На ночь кинул пяток закидушек, по темноте уже. Так-то ловится кой-чего, но не густо.

Ну, все, харе балдеть. Праздники кончились. Если себе волю дать, то праздновать можно пока канистра со спиртом не закончится, а канистра не маленькая. По-сему, канистру убираю в лабаз, в самый дальний угол, оставив на крайние нужды с пол-литра в солдатской фляжке.

Прибираю по штормовому манатки, чтобы ни чего не намокло и собираю котомку. Остатки мяса сварил и в рюкзак – еда на ближайшую неделю. Осматриваюсь крайний раз, не забыл ли чего. Все вроде бы нормально, можно выдвигаться. Моя цель – дальнее зимовье участка. Нужно поглядеть что и как, привести в порядок. Охотиться планирую начать к концу сентября именно там, на дальнем. От резиденции оно километров 10-15 по прямой если, кто бы мерил. По тропе – полный дневной переход, от темноты до темноты. По дороге планирую посетить еще два зимовья. На все про все – чуть больше недели времени.

[Bobr]

Есть еще два зимовья, не больших. Примерно по середине пути, только по разным флангам участка. На них тоже зайду. Сейчас пойду северным краем участка. Везде в гору, сопками, к истоку Ирмакиткана. Обзор сверху - все как на ладошке!

Северной тропой мне в это время очень ходить нравится. Хвоя на листвянках уже желтая, но не сыпется за шиворот. Рябчики порхают, насвистывают. Косачи с глухарями на брусничниках, на южных склонах. В это время вся тайная летняя жизнь тайги как бы обнажается, становится заметной, видимой глазу. Сопки кишат жизнью. Снуют белки и бурундуки по соснякам. Греются на склонах изюбри и сохатые. Косуля, та к реке ближе жмется. Прячется в высоких пойменных травах, да по закрайкам марей. На крутых скалах жмется кабарга. Вот же смешной копытный заяц!

Благодать. Иду не спеша. Торопиться некуда. Редкий момент, когда просто отдых. Сезон еще не открыт. Рыбе еще идти рано. Мясо бить – тоже рано. Самое золотое время. Вот крутнусь сейчас по зимовьям, порядки наведу и домой на недельку – две. Сплавом скачусь, вода сейчас еще долго держаться должна большая. В гараже на причале мотоциклетка «Минск 105» - довезет до дому.

[Bobr]

Добрался за два дня до «дальнего». Хотел, дурак, пилу еще тащить! Правильно сделал, что одумался. Там пара туристов на гон собирались из Благовещенска – вот пусть и тащат.

На зимовьях все в порядке. Медведь приходил на «дальнее», но ни чего не порушил. Так, котелки попинал.

Дальнее зимовье на озере, в красивом месте под сопкой.

Отсюда начинается тропа в пойму Уркана по другую сторону водораздела. Я ее левой зову или южной. Солнышко, красота. Карасей наловил, перебрал и подчинил сети, вентеря. Холодильник почистил.

Два дня прожил и назад уже пора собираться.

[Bobr]

Рано утром разбудил Гек. Выходить сегодня, а этот гаденыш уже часа три на одном месте долдонит. Явно не на белку. Хотя раньше и на белку мог. А сейчас так, проходом если только зацепляем. Большого прижал, что ли. Так не к стати! Вылезаю из-под одеяла, куда деваться. Надо забирать его идти.

Пока собрался – пришел, красавец. Морда подратая. С рысем, что ли рамсил там? Но проверять не пойду, некогда.

На промежуточное южное зимовье – это чуть в сторону от основной тропы, к реке ближе. Пару километров крюк. Хотели сначала спрямить тропу, но старая оказалась самой сухой и удобной – готовый путик почти.

Вышел с южного – Гек козла поднял. Здоровый такой козел. Я прозевал его, возился с котомкой, ружье поставил к дереву. Тут Гек со своим козлом. Пока то да сё – все убежали дальше скакать и гавкать. Дожидаться не стал, догонит. Догнал минут через 15, взрослеет пес, шарит. Надо пару ему искать сучку хорошую. Да щенка оставлять.

На «резиденцию» опять Потапыч с визитом жаловали. Придется с этим что-то до отъезда делать. Я ему, конечно, не враг. Но и оставлять это так нельзя. Точно на сезон к разбитому корыту заедешь.

Миша большого разора не наделал, в принципе. Дня три назад был. Перевернул всю помойку, в лабаз лезть пытался. Вокруг зимовья потоптал, но не полез. По тапочкам – Потап не маленький. Бревно, на котором лабаз, покорябал выше моего роста, не достаю рукой. Понтуется. Дескать, его территория. Выгоняет. Ну, это мы еще посмотрим, кто кого выгоняет.

Сходил требуху поглядел – все подчистили. Миша тоже проходил, натоптал. Надо козла бить, звать мишу в гости. Протопил баньку, помылся. Пойду на солонец вечером.

Изменено 2 февраля, 2013 пользователем Bobr

[Bobr]

Мда… навел шороху косолапый, всех разогнал. Всю ноченьку промерз на лабазе. Филя напугал чуть не до икоты. Я прикемарил, а он напротив сел в метре от лица. Глаза открываю - он крылья растопырил, «Бу!» мне говорит. Короче, хорошо привязанный сидел. Сон как рукой сняло.

На рассвете вышла таки козлуха с гураненком. Долго бродила вокруг, все нюхала да слушала. Жиганок подросший хорошо уже. Тоже в суп. Смысла его оставлять нету.

Повесил требуху в целлофановом мешке на березу. На солнышке быстро должно дойти. Мешок жалко, правда. Дефицит. Гек смотрит на меня, как на врага народа. Законной жрачки лишили! Головы я ему забрал на зимовье, чтоб сюда не бегал. Провозился почти до обеда. Спать рубит, надо отдохнуть. Ночью порыбачить можно будет.

Вечер. Сгоношил перекусить.

Погода портится, что ли. Тучки заходили. На закидушки поймалось с десяток налимов, пара ленков и таймешонок.

Дождь прижал, сижу второй день в зимовье. Как прекратится чуть, надо будет по-сырому на соль сбегать, проткнуть мешок.

Изменено 3 февраля, 2013 пользователем Bobr

[Bobr]

Сегодня вроде раздувать начинает. Дождь идет с перерывами и мелкий. В это время всегда такая погода. Будет до середины сентября непогодить, морозец еще хряпнет. А потом – «бабье лето». Тепло будет, мошкары – ни какой, рыбалка, охота! Обожаю это время!

Сходил на солонец. Проткнул мешок снизу. Воняет изрядно уже. Не достал бы главное мешок раньше времени. Затянулись разборки. Эх, погодка подкачала. Надо мясо варить, наверное. Пропадет, пока я тут Потапыча на бой зову.

Весь вечер кочегарил костер и варил мясо. Нажрался на неделю вперед. В качестве закусона вообще прелесть. Позволил себе грамульку. Одному пить скучно, поговорить только с Геком. На философию тянет… Мужики обещали автоклав сварить. Вот бы кстати был! Надо узнать – дома буду.

Доброе утро, блин. Нафига я вчера пил? Идиот! Голова трещит.

Прогулялся на солонец. Приходил, родимый. До мешка не достал, но все истоптал и землю перепахал. Сегодня встретимся, значит.

Вечерочком.

[Bobr]

На лабаз собирался, как на войну. Очковато, если честно. Медведь то не маленький, и с лабаза снимет – мяукнуть не успеешь. Гека привязал. Пришлось специально натянуть проволоку, иначе на цепи будет лаять всю ночь, пока не приду. Ослабил ошейник ему – вылезет при нужде. Собираюсь, а мыслишки то скребут. Вот и собаку привязал так, будто не вернусь. Нахрен, садануть надо сто грамм для храбрости, пока коленки не затряслись.

Пошел рано, днем почти. Обустроиться чтоб на лабазе толком, да и вероятность встретиться с косолапым поменьше. В стволах пуля и картечь девятка. Залез, стал ждать.Нервишки постепенно успокоились. Солнышко скатилось краем к горизонту. Зачиркали вечерние птахи. Вечерка. Идиллию портит только благоухание привады, вываленной из пакета.

Миша пришел в сумерках, еще мушку видно. Услышал я его издалека. Хозяин тайги, чего ему осторожничать – на «вонючку» пер, как танк, без тропы. Вышел, обнюхался. Пошел к приваде. Все метрах в тридцати от меня. Адреналин – шкалит. Чуть успокаиваюсь и жду пока повернется. Стоит очень не удобно. Левым плечом вперед. Можно и промазать по месту.

Отдуплетил я его по лопаткам! Чуть обвысил даже, но может и к лучшему – две картечины в позвоночник попали, сразу «недвижимость». Но живой. Вон уши торчат как. Это я уже сейчас про уши. А на деле – еще два патрона в стволы и контрольный в голову.

Посидел, покурил. Фляжку достал, выпил соточку. Еще покурил. Нет, вроде не шевелится. Надо слезать, пока совсем темно не стало. А то у страха глаза велики, так и ночевать тут останешься. Подошел к Мише. Готов. Здоровый, падлюка. Вот тебе и занятие на пол-ночи. А утречком и домой можно отваливать.

Изменено 4 февраля, 2013 пользователем Bobr

[Bobr]

Утречком домой, конечно, не получилось. Тронулся только после обеда. Пока мясо стаскал, загрузился. Притащил шкуру, повесил на жердине – пусть птички клюют пока, а там может, куда пристрою. Чистить пришлось на солонце – утаскивать подальше голову с требухой, а то долго еще коза ходить не будет. Добавил соли в кормушку.

Сплавом, думал до устья, в Ирмакит, успею выкатиться. Не получилось. Заночевал на косе, а утречком завел мотор и «алгы», как говорят татары. Хотел сэкономить на бензине, но тут мясо, рыба. Если ни какой попутной лошади нет, то придется сначала налегке в деревню ехать, а потом возвращаться за грузом. Можно и проквасить добычу.

Эх, под горку хорошо ехать! Быстро!

Нагнал мужиков на казанке. У них с редуктором что-то на «Вихре». Сплавом домой тянутся. Вот они то мне и помогут выехать. На причале у них 131-й с кунгом. Быстренько перекидываем им на мотор мой запасной редуктор и снова «алгы».

Вот и все.

Расстаюсь с красотой до сезона, но это уже другая история...

КОНЕЦ

[Bobr]

Продолжу по тихоньку, пока время позволяет. Продолжение:

«КОГДА УПАЛ ОСЕННИЙ ЛИСТ».

Отнепогодило. Ударили первые морозы. Посеребрили землю и деревья инеем, задернули зеркало луж ледяным стеклом. Яркое, чистое, высокое небо радует голубизной и теплым последним солнышком. Все чаще слышна канонада утром на озере возле поселка. Утка летит, однако. Но вяло так летит. Значит, тепло еще подержится.

Закончил огородные дела. Собираю вещи. Опять манаток полная лодка будет. Тут и матрасы с одеялами, и теплые вещи, и лыжи, и капканы, и какого только еще барахла не приготовил… Главное, чтобы на гаражи это все попало, там перевезется как-нибудь. Жду «туристов» из города. Звонили, на днях должны приехать.

Это наш охотинспектор меня на авантюру подбил. Мол, все равно охотиться будешь, возьми с собой пару пассажиров. Бензина подкинул, заезд на «лесническом» транспорте. Денег мальца дал на курево, да на продуктишки. Лицензия, опять же, на гонного бычка - простым смертным не дают.

Сам собрался с нами тоже - по Уркану мужичков причесать. Ну и Бог с ним, у него работа такая. Но как охотник он мужик опытный, лишним не будет. Правда, с СКСом этим своим. Не то оружие на близкое расстояние. Хотя, в умелых руках и палка - гранатомет.

Согласился я, короче. Главное, потом не пожалеть.

[Bobr]

ЗНАКОМСТВО

Мужики приехали. Думал «тузы» какие будут. Нет вроде, нормальные, здравые люди. Поживем – увидим.

Помылись в баньке, посидели «за знакомство». Один и правда из лесничества чин какой-то, с проверкой даже, по Сашину душу (это инспектора зовут так). То-то Саша и суетится. Николаевичем представился. Второй, Женя, – я так и не понял, друг, короче, чей-то. Почти мой ровесник, на пару лет старше. Мы сразу как-то общий язык нашли. Любознательный. Так-то мужики в общении простые. Думаю, проблем не будет.

Утром выдвинулись на рассвете по морозцу. Благо водитель штатный из лесничества. Потому как «напочинялись» за дорогу изрядно. К обеду приехали. Пока я спускал корабль на воду, грузил вещи, кое-кто успел вздремнуть на привезенных матрасах. Ну что же, и так бывает.

Из оружия у нас: моя 12-я двудулка, Сашин СКС, Женина вертикалка 12-го калибра и «мосинка» у Николаевича. Бессменный собакен Гектор – из четвероногого арсенала.

Саша с Николаевичем налегке. У них своя лодка. Пусть ловят преступников, тут я им не помощник. Хотел и Женю им сплавить, но потом передумал. Уркан хоть и в берегах, но перекаты кое-где заголились. Напарник совсем не помешает. Да и поговорить, опять же, есть с кем. Сам Женя, смотрю, тоже не особо рвется в рейде поучаствовать.

От быстрого выезда отказался. Пока охотничков разбудишь, как раз ночь будет. Смысла переться вверх по темноте не вижу. Ни кто не торопит, да и лишняя трата сил и времени это будет. Тут хоть крыша над головой есть, в том же гараже спрятаться можно при нужде. Есть еще одна причина задержки, «энергетическая». Здоровенная щелочная батарея с тепловоза. 80 килограмм веса. Сам я ее погрузить в лодку не смогу, а помощники спят «немогучей» кучкой.

Ближе к закату пробудились. Смотрю, на новый бок «правка» намечается.

Ну, Сашу понять можно. Чем пьяней Николаевич, тем меньше «косяков» будет найдено в Сашином хозяйстве. Зависимость прямая. Мне с Женей тут из-за чего страдать – совсем не понятно. Закидываем таки батарею в лодку. Решаю подняться с Женей вверх пару километров. Там, на берегу прямо, есть зимовьюшка. Ночевать на ней будем. А господа инспекторы тут пусть хоть неделю празднуют. Грузимся с Женей и Геком в корабль и отваливаем. Ох, и тяжелая же лодка! Перегруз явный, как бы разгружаться не пришлось…

Переночевали. Мужики на зимовье были. Услышали про рейд и испарились прямо среди ночи. Ну что же, это их проблемы. Я бы на их месте до утра даже не дергался. Но они то не знают подробностей.

По утречку рванули в горку. Под грузом чувствуется все равно, что кривоватая лодка. Тянет на правую сторону. Левая рука уже просто отваливается, и рулить жутко не удобно. Ну, тут уж ни чего не попишешь.

Остановки делаем на зимовьях, отдыхаем, но поднимаемся.

Три дня ползли. Для Жени романтика, конечно. Щебечет, как пьяная студентка. Восхищается. Я, если честно, устал очень сильно. Тащить на пупе корабль все равно пришлось и по Ирмакиту, и по Ирмакиткану. Там, где полупустая лодка под горку проскакивала со свистом, груженая да против течения - без бурлака не идет. Как тяжко объяснить человеку, для которого все в первый раз, что от него требуется! Еле сдерживаюсь, но маты нет-нет, да проскакивают.

На «резиденции» полный порядок. Все, как и оставлял. Гостей не было. Затапливаю печку и отдыхать. Ну их к черту, эти манатки. Подождут с разгрузкой. Женя, хоть и бодрится, но тоже еле на ногах стоит.

А молодец мужик, с жилкой. И в скандал не лезет, мотает на ус молчком. Уважаю таких. Не умеет – учится на ходу. С таким бы сработались, наверное. Если не надоедать друг другу.

Ночь. Темная, без луны. Небо усыпано звездами. Часов около двенадцати. Подморозило чуток. От реки тянет холодом. Сидим с Женькой, чай пьем, тишину слушаем. Разговаривать особо не хочется. Каждый свое масло гоняет, глядя в огонь костра.

Дочку вспомнил.

Вроде из дома только, а соскучился уже по щебетунье своей. Хорошо, хоть у супруги ума хватило не препятствовать нашему общению.

[Bobr]

ОХОТА НА ИЗЮБРЯ

Где-то далеко в сопках заорал изюбрь. Рев слабым эхом-отзвуком докатился до нас. Я достал с крыши зимовья трубу-манок. Не дядькина, еще дед ее из бересты делал. Раритет. Женя, смотрю, взбодрился – интересно. Надо поднастроить «инструмент». Приделываю мундштук, попутно рассказывая Женьке про принцип охоты на изюбря в брачный период.

Чуть подтянул резинку, слегка подул. Труба отозвалась басовитым вибрирующим урчанием. Вроде нормально, можно пробовать. Отошел в сторону от костра, ближе к воде.

Ох, как с первого раза хорошо получилось! Сам не ожидал! Чистый, громкий, чуть сиплый звук разнесся по округе, отразился, вернулся шаловливым эхом. Прокатился по мари, снова вернулся, ударился в сопку и постепенно затих, раздробленный и повторенный множество раз.

Повторять пробы не буду. Лучшее – враг хорошего. Дудит дуда, и ладушки.

Присел к костру. Притихли. Слушаем.

Вот откликнулся где-то далеко бычок, вот еще один, ближе… Насчитали шесть откликов. Даже если сделать поправку на присутствие в тайге охотников с манками, пара бычков в сопках точно в наличии имеются. В чем, собственно, окромя проверки звучания манка, и был смысл пробы.

То, что произошло дальше – я предполагал, конечно, но чтобы ТАК… смею уверить, это было нЕчто.

Послушали «как поют дрозды», налили с Женькой по стопарику, опрокинули. Сидим, байки травим. Тишина, благодать. Речка перекатом шумит-разговаривает, ни ветерочка. Гек пригрелся у костра возле Женьки. Костерок чуть потрескивает. Идиллия.

Слово за слово, разговор плавно перетек с изюбрей на сохатых с кабанами, потом на медведей и прочих хищников нашей тайги. Потом оно и случилось…

Сначала не громко, со средних нот, потом, забирая все выше, почти до визга, с нарастающей громкостью, практичеки над головой, раздалось: «Ту-у-у-а-а-э-эррр!». Рев!!! Дикий, мощный, многократно усиленный окружающей тишиной и сопками. Взвившись к самым высоким нотам, звук становился все грубее, ниже, хриплее. До самых низких нот, от которых внутри начинается какая-то дрожь. Потом резко прервался. Послышались звуки тяжелого дыхания и «хырканья», издаваемого зверем в какой-то сотне метров от нас…

Я даже пригнулся от неожиданности. Гек, до этого ни разу не видевший и не слышавший изюбря, взвился с места пулей и с визгом скрылся в зимовье под нарами, уже оттуда полаивая по поводу внезапно свалившегося на него «кипиша». Женя, глядя на такое поведение собаки, наверное, решил, что тоже не плохо бы под нары куда-нибудь. Подальше от этого «медведя». Ну, или хоть вооружиться, на крайний случай. С квадратными глазами Женька рванул через костер к своей вертикалке, висящей на дереве за моей спиной. Чуть не затоптал!

Глядя то на одного охотничка, то на другого, я просто бился в истерике и катался по земле от хохота. Не то смешно было, что испугались мои «новобранцы». Смешным было – как они это проделали. Смотреть со стороны – не возможно не заржать. Основательно проржавшись, успокаиваю Женю, озирающегося с ружьем в руках. Гек уже вокруг бегает, всем видом давая понять, что под нары он специально мышей разогнать бегал. А то шумят, понимаешь, изюбрей распугивают!

Первый испуг у Женьки прошел, давай он тоже ржать. Нервно так маленечко, но от души.

Сквозь смех мне:

- Хы… я думал ети… хы, хы, хы.

- «Снежный человек»? – говорю.

- Я думал етить твою мать, Женя, щас сожрут!

Кое-как успокоились.

Гека – застыдил. Тоже комикс. Вид такой, будто только что доел мои любимые кроссовки и пришел мне об этом сообщить. Морда и поведение – умора просто! Короче, веселенько вечер прошел.

Завтра надо городить заездок и собираться на «дальнее». Саша с Николаевичем на «левое» выйдут, чтобы в обход не крутиться. Там Уркан совсем рядом.

Заездок загородили таки. Вымокли и намерзлись, но установили сетку, мостки поправили. Две горловины будет. Иначе вода верхом попрет, если забьет листом сетку. Пробно на ночь поставили мордуши. Проверять надо заездок часто. И чистить. Пока на «резиденцию» жить не приду, на «постоянно» ставить мордуши не буду. Пусть спускается рыбка. Всю не поймаешь, да и не последний год живем, оставить потомкам. Хорошо, что Ирмакит речка уже большая – просто так не перегородишь. А то бы уже давно рыбы тут не осталось.

Натопили между делом баню. Напарились от души! Со всеми атрибутами, в лучших традициях, с березовыми вениками, с нырянием в ключ, питием водки под сальце с лучком и утиный шулюмчик. Девок не хватало только.

Утром выдвигаемся на «левое». Северным краем нечего шарашиться раньше времени, распугивать изюбриный «интим». Женьке тащить пилу. Я его еще в поселке предупреждал!

Изменено 27 мая, 2015 пользователем Bobr

[Bobr]

Проснулись пораньше. В мордуши ни чего не попалось. Рановато еще, значит. Не спускается рыба. Оставил мотни открытыми. До «левого» без приключений дотопали. До вечера прождали мужиков. Ужин сварили.

«Ландориков» напек, лепешек таких.

Ужинали уже по темноте. Задерживаться тут не будем. По утру – на «дальнее» рванем.

Николаевич мужик нормальный вроде. Без заносов. Веселый, все байки да анекдоты травит. Про «как поохотились» я их не спрашивал. Не интересно просто, да и надо оно мне, радоваться что ли? Поймали бы если кого злостного злодея – рассказали бы уже. А так – нормальных мужиков поштрафовали и все. Тут по реке – все «идейные урканологи». И сено косят, и кормят, и зерно возят, и пашут, и сеют, и солят. Все делают. А что имеют толику за труды свои – так и правильно. Не они – давно бы ушел зверь отсюда. Саша то понимает, я ему не раз объяснял. Он и не лютует на своих мужиков. Не знаю, каков Николаевич. Ну да слухом земля полнится, расскажут мужики еще, если «выдающийся козел». Да и тайга – покажет, как говорили старики.

«Дальнее» - тоже в порядке. Сразу же пилим и колем дрова – много, чтобы не шуметь потом топорами и пилой. Вечерком, с приличными, по часу, интервалами поревел в трубу. Откликаются. Пара в сопках, и один – довольно близко. Если придет близко – надеюсь, такого конфуза не будет, как на «резиденции». Теперь то все «бывалые», включая собаку. Про Женьку не стал рассказывать. Засмеют мужика. Захочет – расскажет сам.

Мукнул крайний раз бычкам и на боковую. «Всем спать! Завтра – на охоту!», как говаривал один персонаж.

Изменено 7 февраля, 2013 пользователем Bobr

[Bobr]

Встали затемно. Шевельнул угли, греем чай, наскоро перекус и на выход. Гека сажу на привязь. Он пока что не нужен. Если будет, кого добирать, тогда вернемся за ним. Идти думаю не далеко. Зверь не пуганый, близко может быть. Даже, скорее всего, что близко. Не зря же я мычал тут весь вечер.

Сразу за зимовьем распадок с небольшим ключиком, впадающим в озеро. Приморозило сегодня. Даже вода шумит в ключике совсем тихо. Он у меня как термометр со звуком. Перестал шуметь – значит, морозец хороший. В зимовье то слышно, когда вода течет, а когда нет.

Идем к вершине распадка. Тут самый пологий подъем, по сравнению с окрестностями. Около 700 метров прем в бугор. Я специально не стал одевать теплое. В рюкзак положил. Остался в рубашке и камуфляже. Даже с меня пот градом льет. Как мужики – представляю! Морды у всех троих красные, как в субботу. А ведь советовал не наряжаться, как на зимовку. Я то сейчас оденусь и буду в тепле, а они скоро подмерзать начнут, мокрые. А им на номерах стоять.

Присели покурить и отдышаться чуток, провести последние инструктажи и договоры. Еще метров сто на самый пуп сопки и мы на месте. Там уже не шумим.

[Bobr]

Всё, мы на месте.

Пологая вершина сопки сильно захламлена. Сплошные завалы из мелкого гнилого березняка. Не продерешься. Чуть ниже, вокруг вершины сопки, по краю завалов – зверовая тропа. Сколько сотен копыт, лап или ног прошли по ней за годы! Выбитая, словно колея. Ступенька, местами почти по щиколотку глубиной.

Сопка – как сплошная гряда, до самого Уркана. Не круглая, надрезанная распадками ключиков и родников, берущих начало на плоской вершине. Сейчас стоим как раз на «углу» сопки, напротив противоположный склон распадка, вправо склон сопки и озеро внизу. Тропа в этом месте резко сворачивает, повторяя профиль горы.

Оставляю тут Николаевича с «трехлинейкой». Как раз ему склоны «чесать» с таким пулеметом. Метров через 200, на небольшом бугорке, оставляю Женьку. Его сектор – в любую сторону, хоть вершина сопки, хоть склон. По чащЕ, с его 12-м, самое оно.

Среди завалов – чистый пятак. Несколько вековых сосен перекрыли свет для мелкого подлеска, потому и чисто. Это ристалище. Вытоптано до земли. Только шишки и мелкая травка на «полу». Если повезет, то бык выйдет именно сюда, к Женьке. Саша устраивается на втором «углу» сопки, в устье следующего распадка. У него сектор обстрела точно такой же, как у Николаевича. Женьку подстрелить ни кто из них не сможет, профиль не позволяет, он вне зоны поражения находится. Строго настрого договорено, всем оставаться на местах, любые хождения запрещены.

Хожу только я и звери.

Отошел от Саши к вершине распадочка, присел. Все, ждем солнца.

[Bobr]

Солнышко позолотило вершины сосен и листвянок на соседней сопке. Ветра нет. Тишина и мороз. Эхо донесло первый, далекий, рев изюбря. Со стороны «резиденции». Там, в устье Ирмакиткана, самая высокая точка водораздела. Рассвет там наступает раньше, чем в округе. Пора и нам отметиться.

Дую в дудку. Фальшь хорошо слышно, когда близко. Но издалека – очень даже похоже на изюбриный рев. Чуть смещаюсь в сторону, в глубь сопки, в завалы. Тут тропинка ответвляется от основной тропы, и ведет в сторону «арены». По ней и пойду.

Замираю. Надо слушать…

Почти сразу же ответил бычок с противоположной стороны распадка. В полукилометре примерно. Слышно по голосу, что молодой. Этот, если пойдет, прямо на Сашу выйдет. А пойти должен, молодежь вечно голову в петлю норовит сунуть. Что человеческая, что звериная. Отозвался бык и со стороны Николаевича. Этот поматерей, однако, голос грубый, хриплый. Где-то с километр до него, или даже больше. Пойду потихоньку.

Не спешно двигаюсь в Женькину сторону. Уронил пару стоящих гнилых березок по дороге. Стукнул пару раз сдвоенными палками по земле, перешел. С Женей хорошо видим друг друга. Между нами метров сто по прямой. Снова дую в трубу и присаживаюсь, чтобы не маячить.

Почти сразу же – выстрел! Еще один! Вскакиваю, озираюсь. Женька лихорадочно перезаряжается. Я ни кого не вижу. В кого и куда он стрелял?

Секундная пауза. Стреляет Саша. Четыре выстрела подряд.

Николаевич стреляет! С его стороны подранок заорал. Еще выстрел. Тишина.

С Сашиной стороны еще три выстрела, с четкими, равными промежутками. Как по банкам. Ни чего не понимаю. Тупо кручу головой – ни какого движения. Эх… вот бы рации, как у американцев в кино показывают! А то разберись тут сейчас, что к чему и куда бежать.

Закурил, иду через пятак к Женьке. Смотрю, он в мою сторону тоже идет.

- Кого стрелял?

- А ты не видел разве? С залома вышел, где-то там и упал! - у Женьки глазищи по блюдцу, аж подпрыгивает от адреналина.

- Николаевич приголубил кого-то. Твой - точно не ушел?

- Да должен тут быть. Я видел, что упал!

- Ну ладно, ищи пока. Пойду до Саши. На него, судя по стрельбе, напали и забодали, как бы чего похуже не сделали - гон, все таки! Пойду проверю!

Поржали. Покурили. Жека расслабился маленько. Я к Сане пошел, Николаевич пока там сам справится. Слышно же было, что добил.

Выхожу к Сашиному номеру. Смотрю – бродит по склону распадка, напротив. Склон абсолютно чистый. Ни валежин, ни кустов, ни взвода дохлых изюбрей на склоне не наблюдаю. Зову - подошел. Вид растерянный и виноватый. Явно матов ожидает.

Выясняется, что он прозевал выход молодого бычка и увидел его уже в двадцати метрах перед собой. Отстрелялся. Бык убежал через распадок в сопки.

- Не мог я промазать! Я уже думал, мушку свернул. Стрелял потом, проверял. – оправдывается.

Беру его карабин, стреляю в сучок на лесине. Метров на пятьдесят. Сучок послушно отлетел.

- Эх, Саня! Неча на зеркало пенять, коли рожа кривая! – как не подколоть друга.

Сам прекрасно понимаю, что он не промазал. "Прошило" на вылет с такого близкого расстояния. Тут надо Гектора приглашать, он

эксперт по таким вопросам.

Забираю Сашку, идем к Женьке. Его быка искать, если тот не убежал, конечно, к Николаевичу.

Найдешь тут кого после Жени, как же! Как Мамай с ордой прошел. Смысла тут ходить, пинать палки, тоже не вижу. Идем к Николаевичу помогать обдирать его добычу.

Николаевич телку "приголубил" молодую. Видимо, Женина пальба шуганула ее из чащи на вершине сопки. Метров на сто стрелял, бегущую на махах, крупными прыжками. Респект мужику. Легла на месте.

Загрузились мясом, шагнули на зимовье. Попьем чайку. На кровях «соточку». А через часик-два пойдем с Геком, поглядим в каких быков кто и как стрелял.

Изменено 27 мая, 2015 пользователем Bobr

[Bobr]

Добирать пошли втроем. Николаевич, как герой дня, остался на таборе кашеварить и охлаждать водку. Женька бежит чуть ли не впереди Гека. Еще бы! Я бы, на его месте, тоже бы бежал.

«Своего» быка Женя нашел сам. Практически без собаки.

Вышли на то место, откуда стрелял. Осмотрелись. Прикинули направление выстрела примерное, пошли. Прямо на лежащего быка и вышли. Первоначально, в ажиотаже, искал его Женька совсем в другом месте. Метрах в пятидесяти в стороне.

Здоровенный бычара! Семь отростков! Шкура с проседью, бахромистая, красивая. Попадание чистое, по месту – четко в грудину. И пуля, и картечь. Оба раза попал! Поздравляем сияющего, как медный таз, Женьку «с полем». Уж эта охота ему на всю жизнь

запомнится, а этот первый бык – особенно. Правду говорят, что везет новичкам.

Оставляю мужиков свежевать добычу. Мы с Геком выдвигаемся искать Сашиного «подстрелыша».

Ну вот и Санино «стрельбище»...

Гек крутанулся по распадку, понюхтил, и скрылся из глаз на сопке. Присаживаюсь покурить. Нужно подождать, прежде чем ломиться в ту же сторону, послушать. Если живой бычок – собака голос подаст, облает. Ждал, ждал – тишина. Ну что же, сам пойду, а то сижу уже сиднем почти полчаса.

Пока перебирался через распадок, вернулся Гек. Подошел. Глажу его, разговариваю, а сам кровь у него на шкуре ищу. Точно! Есть на морде мазок! Отпускаю собаку, командую: «ищи». Не уверенно так, медленно, Гек отходит от меня и останавливается. Смотрит. Иду к нему – он от меня! Давай, умничка моя, веди! Я тебя отлично понимаю!

Убедившись, что я иду за ним, Гек прибавил ходу. Долго уже идем. Неужели так плохо Саша попал, что бык утопал черт знает куда?!

Спустились с сопки. Вышли на тропу, что на «южное» зимовье ведет. От того места, где стреляли, ушли уже больше двух километров. Гек соскочил с тропы в заросли чапыжника. Коротко, словно раздумывая, залаял. Вот он аж куда утянул, бычок Сашин!

Не крупный. Молоденький прошлогодок. Насчитал четыре попадания. Два в грудину навылет, два по брюху, тоже сквозные.

С час провозился с обдиркой и разделкой. Подвесил мясо рядом с тропой, забрал кое-чего из внутренностей и двинул на зимовье. Удачный денек, что тут скажешь!

Сегодня – празднуем!

Шурпа, печеночка, шашлыки, просто жареного мяса сковорода. Праздник живота у современных папуасов!

Завтра с утречка будем таскать мясо через «южное» к Уркану. Это самая короткая дорога до ближайшего водного транспорта. Буду провожать мужиков домой. Мою «пайку» Саша завезет родителям, как договаривались еще до выезда из дома.

Я остаюсь. Пойду на «резиденцию» ловить рыбу, ждать хороших морозов и открытия промыслового сезона...

КОНЕЦ

Изменено 27 мая, 2015 пользователем Bobr

[Bobr]

«ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ РЫБАЛКИ»

«Тятя, тятя! Наши сети притащили!…»

Ну что за погода! Четыре дня сижу в зимовье! От безделья не знаю, куда себя деть. Выспался на неделю вперед уже. Гек тоскливо рассматривает из-под нар все это непогодное безобразие, через приоткрытую дверь. Не выгоняю его из зимухи. Пусть в тепле сидит, какой смысл мокнуть и мерзнуть.

А на улице разнообразно - то снег с дождем, то дождь со снегом, то дождь без снега, то снег без дождя… благодать, одним словом. Деревья обмерзают, за ночь покрываются снежно-ледяным панцирем, который днем раскисает на дождике и снова замерзает к вечеру. Осенние краски как-то в раз поблекли, потускнели. До первых сильных морозов совсем маленько ждать осталось, после этой непогоды и вдарят, наверное.

Вяжу сетку–таймешовку. Специально летом промерял глубину в ямах и их ширину. Точно по размеру сети будут. Ям то не много. Пара – тройка по Ирмакиткану, да по Ирмакиту с десяток. Эта сеть - самая длинная и мелкая по посадке будет – два с половиной метра в глубину и двадцать длиной. Почти готова уже.

В Уркане редко рыбачу, в верховьях уже который год моют золото. Не река, а селевый поток какой-то - сплошная грязь течет с весны и до осени. Большинство местного народа ловит рыбку только по притокам, да по ключам. Плохая рыбалка стала. Перестает подниматься рыба, дохнет от грязи. Ей чистую воду надо, а тут… эх, «хозяева жизни». Дедов нет, на «хозяев» таких, чтобы седалище ремешком вздули хорошенько.

Не весело. Погода эта еще…, а надо бы заездок почистить да закрыть. Рыбка морозы хорошо чувствует, должна спускаться уже начать. Да и утки-гуси нынче задерживаются., тоже надо со дня на день ожидать «паломничество на юга».

Нарядился в ОЗК, сходил, завязал мотни на мордушах, да от листьев сетку почистил маленько. Посмотрим, чего ловится. Ночью, с фонарем, можно будет глянуть - стоящую перед сеткой рыбу хорошо видно.